5. Маленькие истории

не в моих силах изменить судьбу другого

человека, если собственная

представляется мне более чем неясной.

ПЕЧАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ТАКСИСТА 

Шёл дождь. И он подобрал девушку. В дождевике. Привёз к себе домой. В трёхкомнатную квартиру, загромождённую мебелью, зеркалами, коврами и фотографиями. Провёл её на кухню, включил чайник (она так дрожала, так дрожала, ты не поверишь, вся тушь размазана, словно она рыдала, но это, конечно, от дождя) вышел в коридор, чтобы повесить сушиться свою куртку и её пальто с дождевиком. Возвратился, непристойно высмаркиваясь в платок, а её нет. Чайник вскипел, и табуретка на месте(только что она сидела здесь) и на улице никакое не утро, а тот же самый вечер. И даже если б он поддался приступу паранойи, выбежал под дождь проверять мотор своего авто, нашёл бы его горячим. И вот он ходит, ходит, шаркает по половицам, но она-то здесь. Тёмными силуэтами в зеркалах он видит себя, так же как видел себя в её зрачках...


Мебельные гарнитуры, стенки, стулья, кофейные столики каждым своим завитком, углом, царапиной напоминают её угловатую фигурку, острые плечи, маленький подбородок. И как же случилось так, что он оказался внутри неё? Как же? А она даже и не подозревает о существовании подобных фантасмагорических чудес. Она заходит в магазин, чтобы купить дождевик. Ведь с зонтами такие проблемы, устаёт рука, а дождь вот-вот пойдёт.

ПРО ТО, КАК Я УТЕКЛА

Может быть оттого, что было такое время, или потому что он был волшебником, всегда присутствовало ощущение, что мы что-то не доделали до конца. Как будто бы я спрашиваю его, он отвечает насколько возможно развёрнуто, но только последнее слово зависает в воздухе. Он его не произносит. И может быть, дело только в этом слове. Так же было и в тот особенный день. Горячая приятная атмосфера кухни вытолкнула нас в ванную, вернее, сначала меня, а потом его (наверное, это и было зависшее в воздухе слово) Я разделась и легла в ванну. Эмаль показалась мне холодной словно бутылка шампанского, выдернутая из льда. Но я ждала, чувствуя, что он придёт, включит тёплую воду и ляжет рядом со мной. И мы станем дожидаться согревания. И он пришёл, но не включил воду, и не лёг рядом, а лёг на меня. От его тяжёлого прикосновения я стала растекаться, а он стал растворяться во мне. Всё это происходило очень медленно. Сначала мы были гибкими как пластилин и держали форму, а затем всё более разжижаясь, потеряли и её и даже осознание собственного содержания. Безвольно, словно падкие до замочных скважин школьники, мы стекли в сливное отверстие и начали хмурое путешествие по канализационным трубам.

А потом? Что потом? Знали бы вы, какие чудесные закаты случаются над индийским океаном.

КАПИТАН

Жил отважный Капитан, он объездил много стран. Непременными спутниками Капитана всегда были усы и каюта с антикварной мебелью. За тем и другим он постоянно ухаживал. Он ухаживал постоянно – а именно: даже во время шторма находя время, чтобы металлической расчёской причесать пышные усы в форме бабочки и/или протереть мебель в каюте шёлковой тряпочкой, смоченной виски.

Однажды в каюте завелась кошка. Она завелась самопроизвольно – как заводятся тараканы или, скажем, Мышь. Капитана несколько удивляло это, прямо скажем, необычное явление, и он бы, конечно, поразмыслил бы над ним в часы досуга; но так как на досуге он был занят протиркой мебели и причёсыванием усов, времени на размышления катастрофически не хватало. Лишь ложась спать, Капитан беспокоился: «Кошка. Кошка?! Н-да. Кошка, понимаешь…», однако, быстро засыпал, не успевая как следует озаботиться проблемой.

Как-то раз Капитан причёсывал усы перед зеркалом, а рядом с зеркалом сидела кошка. Кошку всегда очень занимал процесс причёсывания усов, иногда она даже сторожко протягивала лапу к усам Капитана, и тогда Капитан командно произносил – «А ну!..», и лапа поспешно втягивалась обратно. В то утро у Капитана был Парад. Авианосец покидал воды Атлантики, и родные и близкие должны были последний раз полюбоваться на своих морячков. Поэтому металлическая расчёска трудилась с особой тщательностью, в то время как её хозяин тренировал мужественные взгляды наряду с величественными взглядами и сурово нежными.

И вдруг, когда Капитан уже совсем почти приготовился, кошка бросилась ему в лицо, пытаясь вцепиться в усы. Наверное, они напомнили ей Мышь. Капитан завопил – «Ах ты лярва!», схватил кошку за загривок и треснул об пол. Кошка разлетелась в мелкие осколки.

Как Капитан не торопился на Парад, он заинтересовался сим явлением – а именно, почему это вместо дохлой кошки на полу валяются осколки. В недоумении он поднял глаза вверх и убедился, что кошка сидит напротив него на полке, там, где раньше стояло антикварное зеркало из красного дерева. Поразмыслив, Капитан понял, что на самом деле, это зеркало бросилось на него, а причёсывался он, глядя в кошку. Сурово хмыкнув, Капитан погладил кошку и покинул каюту. 

Парад прошёл успешно, и Капитан спокойно отправился бороздить воды Индийского океана. Единственное, что его немного беспокоило, это Мышь. 

ВАМПИР

Пётр Михалыч преподавал баян в музыкальной школе. Ещё у него была красавица жена и двое талантливых детей, мальчик и девочка, поэтому Пётр Михалыч был рад и спокоен, насколько вообще может быть рад и спокоен человек, преподающий баян в музыкальной школе. Фамилии у Петра Михалыча не было, то есть когда-то она, конечно, была, но когда она была, она была длинная, пепельная и тоскливая, и Пётр Михалыч её потерял, поскольку походил на неё внешне. Ну зачем нужна такая фамилия? Лучше уж совсем без неё.

Однажды вечером Пётр Михалыч возвращался домой, напреподававшись баяна всласть. Вдруг он почувствовал, что рядом с горлом его что-то колет. «Может, шарф?» подумал Пётр Михалыч, но тут же вспомнил, что никогда в жизни шарфа не носил. Тогда Пётр Михалыч решил почесаться и обнаружил, что ему в шею вцепился вампир. «Ну вот» вздохнул Пётр Михалыч и заплакал. Вампир смутился и покраснел. Пётр Михалыч продолжил путь, плача, и достиг своего подъезда. «Извините» - произнёс он, обращаясь к вампиру, «не могли бы Вы покинуть мою шею, мне надо домой, у меня там красавица жена и двое талантливых детей» Вампир смутился ещё больше и покинул шею Петра Михалыча. Забегая вперёд, скажем, что об этом случае он никому никогда не рассказывал, и всегда краснел, вспоминая неудачный рейд.

Взойдя домой, Пётр Михалыч позвал жену: «Вера!» Вышла жена, вся покрытая бигудями. «Что случилось, Пётр Михалыч?» «Вера, меня только что укусил вампир» сказал Пётр Михалыч и заплакал. «Я теперь больше не смогу преподавать баян и буду вампиром». «Глупости», ответила жена, «у тебя же боязнь крови. Ты не сможешь быть вампиром».

И точно, вспомнил Пётр Михалыч. У меня же боязнь крови. Я даже сдавать кровь боюсь. Я даже бифштексы с кровью не ем и вообще вегетарианец. Так подумал Пётр Михалыч и заплакал снова.

«Что же мне делать, Вера? У меня уже началась вампирская жажда. Я, наверное, умру теперь?» «Глупости» ответила Вера, «у нас же ящик гематогена в кладовке. А кончится – ещё купим. И экономия какая. Теперь мне надо будет готовить только на двух наших талантливых детей» Произнеся это, Вера радостно захлопала в ладоши и запрыгала, и бигуди посыпались с неё, как листья с осенней берёзы. Тогда Пётр Михалыч заплакал опять. От счастья.

Пётр Михалыч по-прежнему преподаёт баян в музыкальной школе, и у него по-прежнему красавица жена и дети растут. Но преподавать он теперь предпочитает вечерами, а на всех семейных торжествах диетически кушает гематоген, а родственники сочувственно улыбаются ему. 

Семья всё-таки – самое главное в жизни, философски думает Пётр Михалыч по утрам и втихомолку рыдает.

Нечто похожее