§4. Нота, слово, штрих.

Иногда, наткнувшись в каком-нибудь каталоге на рубрику «Литература и Искусство», я задаюсь вопросом: откуда такое разделение? Казалось бы, искусство – это любая совокупность продуктов творческой активности одного или нескольких людей (должного художественного уровня, разумеется). Но литературе отказывают в родственности живописи (скульптуре, графике, архитектуре) и музыке. Мастерство слова – это шабесгой для семейства искусств. Внутри семьи – сплошные взаимные похвалы: музыка, дескать, звучащая архитектура, архитектура – застывшая музыка, различные по адекватности и честности наследники Асафьева обожают поговорить о «графичности» (или наоборот, красочности) в опусах композитора N, Дебюсси и Равеля даже поминать не хочется – слишком очевидно. Литература в этом празднике любви не участвует. Её обязанность – вычищать грязь с помощью критической метёлки и ещё иногда шклепать либретто-костыли для оперы.

Да что там! У литературы не получится даже похвалить кого-нибудь из семейки своими родными терминами. Можно, конечно, ляпнуть о какой-нибудь картине, что она поэтична (и то, слово «поэтичный» донельзя опошлено псевдоромантическими кропателями текстов и воспринимается весьма двусмысленно). А вот попробуйте сказать художнику, мол, его полотно прозаично или публицистично, вспоминая при этом прозу Пруста и публицистику Сартра, например. Наверняка автор сделает кислое лицо. Хорошо, если нос не разобьёт.  

Важно отметить, что искусства различаются по благородству своего происхождения. Как можно понимать это слово в данном контексте? Ответ таков: наиболее благородным будет художественная деятельность, толчком для развития которой служит в первую очередь желание выплеснуть творческую энергию, а уж потом – необходимость решить какую-то жизненную задачу. Также стоит посмотреть, насколько быстро конкретный вид художественной деятельности теряет утилитарность и становится «игрой в бисер». Например, первобытному рисовальщику не было никакого резона так тщательно выводить линии и изгибы головы быка. Поэтому предполагается (не без здорового скепсиса, конечно), что автором двигало только творческое чувство, следовательно, живопись уже в те времена избавилась от прикладного значения и стала полноценным искусством. Значит, она наиболее благородна. 

Определиться с музыкой несколько сложнее. Её происхождение – насквозь «пролетарское»: колыбельная, марш, плач, то есть, в принципе, абсолютно прикладная развлекалочка (для младенца, для воина, для покойничка и провожающих). Помимо того, до изобретения нот (и звукозаписи, но первый шаг к освобождению – это именно ноты) она была жутко зависима от человеческого участия: так сказать, нет оркестра, нет симфонии. Поэтому в «семейке» ей уготована роль вечного шута: всё, что требуется – мычать нечто нечленораздельное, но вызывающее у хозяина нужные в данный момент эмоции. Однако, всякий шут не так прост, как кажется: со времён Пифагора музыка обретает внутреннюю свободу, демонстрирует неоднозначность и сложность, открывает плотную связь с математикой, становясь внезапно благородной и несколько пугающей абстракцией. Естественно, по-настоящему она разговаривает лишь с немногими. Многим (так и тянет поставить ссылки на известные статьи) остаётся только лицезреть идиотскую шутовскую маску.          

Что сказать о литературе? Сначала девчонка на побегушках у религии, потом прислужница философии, после всяк и каждый, кому хочется потрахаться, но страшно напрямик сказать об этом объекту желания, начинает заниматься написанием стишков, большая часть коих, понятное дело, чушь собачья, а меньшая – Сафо и Катулл. Дел много, думать о самосознании некогда. Впервые о литературе как об осознанной художественной деятельности можно говорить, припомнив Лукиана. От глубоко верующих аэдов через глубокомысленных философов искусство слова попадает в шаловливые ручки праздных аристократов эпохи заката Римской Империи, которые плевали на богов и устройство мира, да и вообще были, судя по всему, малоприятными субъектами. Зато они сделали литературу самостоятельной. Что ж, родителей не выбирают...   

Вообще, сатиры и басни ярко показали две особенности, чрезвычайно важные для всех когда-либо живших писателей: во-первых, поэзия и проза вовсе не обязаны говорить с человеком нудными, пафосными и нравоучительными фразами; во-вторых, слово не всегда привязано к конкретному предмету, а фраза может иметь непрямое значение. Всё-таки даже Гомер со своими «богоравными свинопасами» прям, как палка, и конкретен, как Женя Сельский. Литература начинается там, где слово перестаёт обрисовывать и принимается рисовать.

  

***

Кроме причины происхождения и развития, отделение литературы от семейства искусств происходит также по причине технической. В чём разница «элементарной частицы» музыки или живописи и «элементарной частицы» литературы? Цветовое пятно и мотив практически не обладают смыслом, в отличие от слова, зато обладают куда большей способностью привлекать внимание. Поэтому виды художественной деятельности, относящиеся к «семейке», движутся от абстракции к конкретике, проза и поэзия – от конкретики к абстракции.  

Такая направленность сказывается и на художественных образах, типичных для разных искусств. Как бы ни была остроумна мелодия, как бы ни была выразительна картина – они всё равно не смогут до конца передать «идею». Поэтому и живописи, и музыке подчас приходится прибегать к помощи слова – так появляются жанровые и ярко сюжетные полотна (см. творчество передвижников, например), так появляется песня. При этом слово или литературный приём ассимилируется в недрах заимствующего искусства, и большая часть конкретики пропадает. Например, Людвиг Ван Бетховен ввёл в финал 9 симфонии хор, однако если хористов заставить петь на «тро-ло-ло», никто особой разницы не заметит. Впрочем, нет: немецкие гласные и согласные звуки играют в произведении важную роль, но кому из слушателей есть дело до смысла текста Шиллера? 

Стоит сказать, что подобное заимствование литературных приёмов и, собственно, текстов выполняется хорошими художниками и композиторами очень осторожно. Связано это опять таки с излишней конкретностью речи: если на картине написать какие-то буквы, получится плакат (не знаю, стоит ли относить их к искусству), постмодернизм или чушь, если переложить на музыку собрание сочинений Ленина, выйдет либо чушь, либо опять-таки постмодернизм. А какова смысловая составляющая слова в постмодернизме, думаю, говорить не надо – и так ясно.

Чрезмерное обратное заимствование приёмов и средств, в свою очередь, очень вредно для литературного текста. Излишняя звукопись вызывает у читателя смех, недоумение, или и то, и другое сразу. Построение формы сообразно музыкальным законам (чем грешен автор статейки) придаёт, конечно, определённый шарм, но подчас делает текст совершенно непонятным, если не бессмысленным. Манера же записывать очередную поэзу шрифтами разных цветов или вообще раскрашивать текст в стиле светофора (тут надо сказать, что всё это делается, будто нарочно, вопреки самым простым соображениям дизайна и вкуса), превращает произведение в нечитабельную, раздражающую зрение абстракцию.    

Отдельно хочется сказать про упоминание или описание в тексте музыки или картин. Это интересный ход, но он требует колоссальной литературной поддержки. Если автор не уверен, что ему удастся гармонично создать чисто литературными средствами некую аллюзию на определённое произведение (в качестве годного примера может рассматриваться повесть «Гранатовый браслет» или «Дон-Жуан» Гофмана), то не стоит и браться. Писатель, пихающий в плохой текст названия всех ему известных опер Вагнера или ноющий про то, что рассказ был написан под влиянием картины Дали «Великий Мастурбатор», выглядит даже не идиотом, а претенциозной бездарью.

***

Несмотря на существенные различия между литературой и другими искусствами, не нужно забывать, что слово красочно, многообразно и многофункционально. Конечно, часто в процессе творчества возникает момент, когда давно изученных средств выразительности уже не хватает, поэтому искать и заимствовать вовсе не возбраняется. Только перед заимствованием  надо всегда задать себе ряд вопросов: а правда ли, что я всё знаю? Настолько ли велик мой талант, что я сумел исчерпать все возможности своего ремесла? И, в конце концов, если у меня не пишется, кто в этом виноват, я или литература?

Ответ, мне кажется, в большинстве случаев – очевиден.  

Женя Сельский

Немного Жени есть в каждом из нас.

Женя Сельский – конечно, не бог, но легендарный герой для своей аудитории. В первый раз явил себя миру в автобусе №43 в процессе импровизации на тему постера, рекламирующего сериал «Барвиха» (хотя, конечно, и раньше присутствовал в жизни автора и его друзей). Фраза (принадлежащая М.А.), которая определила героизм Жени, звучала примерно так: «Женя рублёвская, Женя городской... Что-то я не вижу разницы. Не заметно конфликта. Оба в дорогих шмотках, подмазанные, при бабле. Надо сюда было нарисовать этакого пацанчика в Абибасе, кроссовочках, кожаночке, с пивасиком-сэмками... Женю Сельского!». Позже выяснилось, что Женя склонен писать за автора и его друзей некоторые комментарии, отличающиеся особой интеллигентностью. В этих случаях следует вежливо попросить Женю отойти от клавиатуры и заняться написанием комментариев самостоятельно. Ещё позже стало известно, что у Жени есть лучший друг по имени Серёжа Экстренный, прототипами которого стало несколько ярких личностей. Он, несомненно, чёткий пацан, но всегда немного в тени Самого. Окончательно Женя оформился в начале 2010 года, когда автор увидел изображение Жени на афише. Именно тогда герой наконец-то показал миру своё лицо. 

Несколько фактов, связанных с Женей Сельским:

• Женя знает;

• Женя и не такое видал;

• не ссыте: если что, Женя ухватит судьбу за глотку;

• говорят, даже Кошка! побаивается Женю;

• Женя – единственный человек, который может обратиться к Серёже Экстренному с фразой «слышь, ты, кепка»;

• у Жени нет семьи, у него – ответственность.

Идеология позитива: изгнание любви

Хотите, я объясню, зачем вас здесь держат? 

Чтобы вас излечить! 

Сделать вас нормальным!(с)Дж.Оруэлл

В последнее время я настолько часто слышу слово «позитив» в различных его вариантах (самая частая интерпретация – позитифф), что решил разобраться – а что же это за явление такое? С чем его едят, и какие у него признаки?

Кто-либо из употребляющих это выражение чаще остальных, может мне сказать – «да не парься» (или там – не «заморачивайся») и разъяснить, что словечко «позитив» - это всего лишь одно из явлений молодёжного сленга, не дурное и не прекрасное. Просто словечко. Но поскольку сей жаргонизм употребляется в таком широком значении, что шире просто некуда, стоит всё-таки задуматься и проанализировать его употребление на предмет влияния на повседневную и всякую жизнь.

Для начала следует доказать, что «позитив» - это всё-таки именно явление. Каковы основные значения «позитива»? Это – хорошее настроение, хорошие события, жизненная позиция, утверждающая отсутствие «негатива» (в словосочетании «настройка на позитив»). Так же это словечко может образовывать прилагательное, и расширять сферу своего влияния: позитивный чел, позитивный президент, позитивный сайт, позитивная собачка, позитивный дезодорант «Axe», позитивное пиво «Клинское». То есть, как мы видим, слово охватывает почти все сферы человеческой жизни – от мыслей и чувств до вещей и движений.

Учитывая, насколько универсально это слово, можно нарисовать следующую картинку будущего: слово «позитив» заменяет практически любое движение человека и любую вещь.

Представим себе три диалога:

«Чем ты занимаешься?» «Позитивом, конечно!» «А именно?» «Так хлеб пеку».

«Что ты сейчас делаешь?» «Позитив, что ж ещё!» «То есть?» «Книжку иллюстрирую».

«Как дела?» «Дела – позитивны!» «И?..» «Да вот, пишу гимн национальной сборной по дзюдо»

То есть, слова «кулинария», «живопись» и «композиция» заменяются «позитивом» очень легко. Кому-то может показаться, что я передёргиваю… Но у меня есть вполне реальный пример. Как известно, на нашем сайте (да и вообще в сетевом пространстве) процветает огромное количество авторов, работающих в жанре «доброго» рассказа или стиха. Это такие тексты, которые не претендуют на особую художественную ценность или глубокий смысл. Такие тексты, чья предполагаемая задача – нести людям «доброту и свет».Тексты, которые трудно назвать «прозой» или «стихами»…

Вопрос: чем занимаются такие авторы? Потому что нельзя сказать, что они «сочиняют» – в полном смысле этого слова. Нельзя сказать, что «пишут».

Ответ: они, само собой, «несут массам позитив».

Таким образом, я утверждаю, что слово «позитив» давно перестало быть просто «словом» и превратилось в некое явление. Что же это за явление, какого оно плана? Тут мне поможет параллель с творчеством Оруэлла. В оруэлловском новоязе было чудесное сокращение – «ангсоц». Это слово, как и «позитив», охватывало собой огромное количество явлений – в том числе, науку, искусство, литературу. Чем бы ни занимался человек, для его деятельности было одно определение – «ангсоц». А что такое «ангсоц»? Это «английский социализм». Идеология. Следовательно, «позитив» – это тоже идеология, причём как раз ангсоцовской формации.

Кстати, отвлекаясь немного от разговора: недавно мне пришло в голову, что «позитив» – это тоже сокращение. Сокращение от слова «позитивизм». Развивать я эту тему не буду, не слишком велики мои познания в философии. В конце концов, каждый, кто представляет себе немного движение «позитивизма», сам сможет проанализировать, насколько «позитив» и «позитивизм» похожи. Допустим, мне кажется, что они так же похожи, как «английский социализм» и «ангсоц». Скажем, позитив вслед за позитивизмом может отстаивать идею позитивного знания: полезного, точного, достоверного и утвердительного. Только в рамках позитива эта идея может немножко трансформироваться. Допустим, я, позитивный чел, утверждаю, что «Сникерс» с лесным орехом существует, а то, что земля – круглая, мне неизвестно, сам не видел…

Итак, как видно из вышесказанного, явление «позитив» - это идеология, и первая функция этой идеологии – постоянно поглощать всё вокруг и расширяться. Но у неё есть ещё вторая функция. Чтоб разобраться в ней и поименовать её как-то, обратим свои взоры к типичному представителю идеологии позитива - позитивному челу, который всё больше становится идеалом нормального человека нашего времени.

Рассмотрим, как этот герой ведёт себя и каково его отношение к себе и окружающему миру.

Первое, что всегда делает «позитивный чел» – «позиционирует» (ещё одно словечко, к которому я испытываю некоторую слабость) себя. Он не «ставит» себя, не «живёт в соответствии с идеалами чего-то», не «просто живёт». У него есть установка на позитив, и он позиционирует себя как позитивного. В принципе, ему больше ничего и не надо. Почему? Потому что простые человеческие определения и характеристики натуры ему неизвестны, и я берусь это доказать.

Хочется начать с категории «радость», потому что в ней-то, вроде бы, и заключается смысл жизни позитивного чела. Но наш герой не знает «радости», он знает только позитив. Радость может быть тихой, сквозь слёзы, бурной. Позитив – всегда один и тот же. Радость, которая «позитив» – это такая ошалелая радость, которая является ответом на любое позитивное явление – переспал ли с крутой чиксой, сдал ли ЕГЭ, купил ли тачку. Эта радость – совершенно определённого толка. По ней вы всегда сможете узнать нашего героя.

Вторая категория – это категория «честь». Почему именно она? Потому что в последнее время я всё реже встречаю это слово в текстах и разговорах (такое ощущение, что оно устаревает). Итак, каково отношение позитивного чела к понятию «честь», то есть к совокупности качеств, делающих человека «благородным»? Естественно, идеология позитива никак не может принять этой категории. Потому что позитивная особь не полезет в драку за девушку, если силы заведомо не равны – зачем, ведь получить от хулиганов по лицу – это же негатив. Если предположить, что такой особи предложат «трахнуть» красивую девушку, которая сопротивляется, особь согласится при условии, что негатива за этим действием не последует. И когда такая особь слышит оскорбление, ответа от особи не дождёшься – потому что негатива лучше не видеть, не слышать и не помнить.

Или вот возьмём такую характеристику человека, как алчность. Позитивно ли иметь много денег? Позитивно. Позитивно ли их иметь больше, чем просто много? Супер-позитивно. Позитивно ли хотеть иметь денег больше, чем больше, чем просто много? Это вообще гипер. То есть, алчность является ярчайшей характеристикой позитивного чела.

Думаю, продолжать не надо. Вывод и так ясен. Позитивный чел – это такой субъект, которого «настройка на позитив» может направить на какой угодно способ получения его ошалелой радости. А она – главное, что есть в жизни.

В принципе, далее можно и не продолжать. Но мне, как человеку, пытающемуся разобраться до конца, интересно проанализировать отношение позитивного чела к основным составляющим человеческого мировоззрения.

Например. Каково отношение нашего героя к вере?

Для простоты возьмём веру христианскую и представим, как нужно с позитивных позиций читать Библию. Если просмотреть Книгу даже поверхностно, становится понятно, что позитивом в ней является очень мало. Многие вещи, например, страдания евреев в пустыне, ярко негативны, «грузят». Некоторые заповеди, например – не прелюбодействуй – никак не увязываются с примитивным гедонизмом позитивного чела. От всего великого наследия христианской веры в позитиве остаются лишь пара главок про райское блаженство. Это – вера нашего героя.

Подобным образом такая особь читает не только Библию, но и другие книги. В результате пригодными для чтения объявляются только дамские романчики, глупые детективчики и анекдоты. Анекдот – это идеал литературы. Чем анекдот глупее при этом – тем, конечно же, лучше. Над глупым анекдотом проще «ржать». Чем больше ржёшь, тем больше в жизни становится позитива. «Ржака» продлевает жизнь на гораздо более долгий срок, чем смех.

А если подумать о политике, придётся признать, что политикой позитивный чел интересуется только тогда, когда слышит от телеящика какую-нибудь благую ахинею. Сам он никогда не задумывается о политической ситуации. Ему сказали, что всё хорошо – а это же позитив… Следовательно, так оно и есть, потому что важнее и правдивее позитива нет ничего на свете.

Позитив – это true.

Тут мне хочется опять сделать небольшое отступление. Следует заметить, что позитив – идеология дуалистическая. Обратной стороной позитива является негатив, куда сваливается Брэдбери и Мусоргский, Курт Кобейн и Борис Ельцин, вторая мировая война и палёная водка, причём всё это проглатывается огромной помойкой «негатива» на равных правах. «Негативный чел» поступает с любым явлением так же, как и «позитивный», просто у него другая «установка». Всё, что не вписывается в определение «тру негатива», летит в помойку «позитива»… Таким образом, всё самое сложное, правдивое, настоящее находится в состоянии постоянного полёта из одной помойки в другую…

Итак, теперь можно, наконец-то, придумать название для второй функции позитива как идеологии. Это – переваривание. Все явления человеческой жизни, поглощённые позитивом, приводятся к единому знаменателю перманентной ошалелой радости и теряют своё значение и человечность.

Кто же в таком случае истинный позитивный чел? Это особь без моральных установок, без конкретной религии, без вкуса к литературе и искусству, без интереса к политике. Особь, которая не умеет и не хочет учиться размышлять, которую интересуют только мимолётные, самые простые (чтоб не сказать – грубые) радости, из которых складывается её позитив.

По-другому такую особь можно назвать клиническим дебилом.

Однако, по серьёзном размышлении мне начинает казаться, что и такое определение позитивного чела не совсем удачно. Ведь клинического дебила что-то отличает от трупа, что-то в нём ещё есть от человека, кроме строения тела…

Тут мне на помощь опять придёт Оруэлл. В процессе пыток из героя антиутопии «1984» вытравливают всё, кроме любви. Достоинство, убеждения, способность размышлять. Любовь, конечно же, тоже вытравливают, но только в самом конце – потому что любовь вытравить трудно. В сущности, Оруэлл показывает, что пока у человека есть любовь – он остаётся человеком, а остальное неважно.

К чему я это вспомнил? А к тому, что даже у клинического дебила живёт в его наивной душе какое-то подобие любви. Наверное, каждый из нас видел по телевизору кадры из спецклиник. Там, где дебильные дети с почти осознанным выражением нежности смотрят на своих воспитателей, где они радуются встрече с матерями, даже такие кадры, где видны робкие проявления чувств друг к другу.

Есть ли место любви в жизни позитивного чела?

Рассмотрим этот вопрос подробно.

Позитивный чел не может страдать от любви. Страдания – это негатив. Он не может испытывать нежности к кому-либо, потому что нежность – это отчасти и боль, и душевная работа, а боль и душевная работа – это негатив. Он не может пойти ради любимого человека на смерть – потому что смерть это негатив. Единственное, что есть позитивного в отношении между полами, это секс. Секс позитивен, потому что приносит удовольствие. Потому невозможна верность – ведь если секс перестаёт приносить удовольствие, или приносит меньшее удовольствие – надо менять партнёра. Оставаться с ним в таком случае – негатив. Если вдуматься, то никаких родительских или сыновних-дочерних чувств позитивный чел испытывать тоже не может. Они полны негатива…

Или вот возьмём такую ситуацию. Близкий человек вдруг умирает. Что делает в таком случае позитивный чел? Он начинает «помнить только хорошее», «жить дальше», «улыбаться при воспоминании о» – и то, в основном, в определённые дни. В дни рубежных дат.

То есть, фактически он выкидывает человека из головы и сердца, как использованный презерватив.

Как-то в разговоре с одним из друзей по оружию мы вдруг вспомнили, что читая в своё время Оруэлла очень весело смеялись. Тогда всё казалось таким лучезарным – в связи с тем, что Советский Союз со всем своим дерьмом и кровью отошёл в прошлое. Но глядя на современность, смеяться уже не хочется. Оказывается, что Оруэлл совсем даже не устарел. Может, он устарел только с внешней стороны – «министерство любви» перестало существовать (хотя это сомнительно). Но «министерство правды» продолжает свою работу. И новый его проект под названием «идеология позитива» вполне успешен и имеет массу последователей.

Кто же работает на это жуткое министерство правды? Пропрезидентские структуры? Российская эстрада? Образование и остатки культуры?

Нет, друзья. Главными деятелями (как и потребителями продукции) министерства являемся мы с вами. В каждом из нас живёт мелкий чиновничишка оттуда, который помогает «позитиву» завоевать власть над всем, собрать в свой помойный «универсал» побольше настоящего, чудесного, искреннего, и уничтожить. Написание сего эссе подвигло меня вглядеться в себя. Я убедился, что позитива во мне целое море…

И это море надо бы побыстрее осушить.

Поэтому всё чаще я говорю себе: если осталось сердце, если по-прежнему хоть что-то дорого, если – свободен! Значит, ещё есть шанс. Есть ещё возможность выкинуть к чёртовой матери позитив, вычеркнуть его из своих мыслей, вытравить из души.

А место, которое он занимал, наполнить тем, что там и должно быть с начала времён и во веки веков.

Наполнить – любовью.

Октябрь

Автор текста - М.А.

Он думал: «Снаружи, должно быть, уже октябрь»,
В царапинах-жабрах виднелась дурная кровь.
Люди устало торчали вперёд локтями
В глазницах забитых разбухшей ватой домов.

Неровно стояла/дышала под градом прицельных
Взглядов/вопросов. «Позвольте ему хоть выйти и
Болтаться в окне,
Насколько позволят цепи:
Не всё же виться этой цепи событий,
Похожих на жилки бумаги в чернильном пятне».
Дверной глазок считает тебя и оценит,
Пришла в первый раз по долгу или наитию.
«Сейчас. Оботру. Засохшие губы. Готов».

Минуты литые подолгу тянутся без слов.
«Покажи мне, пожалуйста, что у тебя за локтями»
Искала чёрные точки, следы хотя бы.

Светились разбухшей ватой глазницы домов.
Прохожих жалел и шипел водостоком октябрь,
Пуская дождями небу дурную кровь.

Хрупкость

То, что зудело под сердцем, обломок иглы,
Всаженный в мягкую плоть ослабевшей рукой,
Тает. Над полной песка и размякнувших глин
Почвой растёт и густеет туман. Ураган
Дымку дождём обращает. Мертвецкий покой
Глины нарушен. В земле прорезается дом,
Строится сам. Где-то в небе играет орган,
Кажется, Баха. Недавно покрытая льдом,

Алчная почва вбирает остатки воды.
Скоро хозяйственный дом разработает сад.
Мимо проходит слепец и его поводырь.
Падает старец. Собака останется ждать
Праздника Пасхи, рыдая, надеясь назад
Как-то вернуться. А труп удобряет собой
Почву скупую. К одной из заученных дат
Лилия здесь расцветает. Весенняя боль

Дом обращает в оазис. А лилия ждёт…
Улица серая, нет в ней ни дна, ни весны.
Нищий забился под столб,  и смешит идиот
Толпы идущих насквозь. И в толпе лишь одна
Та, в чьих глазах отражение снов – эти сны
Хрупкости плод – привлечёт изнывающий взгляд,
Та, что не знает как будто ни лилий, ни дна,
Та, что не хочет как будто по саду гулять.

Три золотые фразы

Жэсть в роли Александра С.

"А на хуй?", "А может, к ебе?" и "Ну хууууууууй знает" - три золотые фразы, которыми сопровождалась работа над легендарной оперой "Жэсть". Композитор Александр С. использовал их в процессе для того, чтобы привести в бешенство автора либретто конструктивного созидания. В результате частого употребления фразы №2, неведомая Еба даже стала богиней (на краткое время; первый жрец богини - Евгений Р.). Обиталищем представлялось помещение навроде Выручай-комнаты из Гарри Поттера или свалки из "Звёздных войн".
Фраза №3 так и осталась употребимой у 3,5 - но она и так не страдает от отсутствия популярности в городе Нижнем Новгороде и, ВООБЩЕ, Стране.

Айлис (окончание)

B1/

…буй б уйб у й буй буй буй буйбу йбу йбу й буй бу йб уйбу йбу йбу йбу йбуй бу йбуйб уйбу йбуй буйб уйбу йбу йбуй буйб уйбу йбу йбуйб уйбу йбуй буй буй буй буйбуй буйб уйбу йб уй буйб уйбу йбуй буй буй буйб уйбу йбуйб уйбу йбу йбуй буйб уйбу йбу йбуй буйб уйбу йбуй буй бу йбуй буй буйб уйбу йбу йбуй буйб уйбуй буйб уйб уйбу йбу йб уйбу йбуй буй бу йб у й бу йбу йб уйб уйб уйб уйб уйбуйб уйбу йбуй бу йбу йбу йб уй буй буй буй бу йбу йбу йбу йб уйб уй буй буй бу й бу йб уйб у йб у йб у йб уйб уй…

Я(ich) собирал твоё лицо из фантиков, проклиная себя за то, что не запомнил его получше.

Гораздо проще мне давалось всё остальное: на берегу появлялись бригантины, в лесу заводились лисы и лоси, к правительству лезли приживалы и провокаторы.

Но я не отчаивался, ведь время принадлежало мне: автобус ехал по фантастически живописным местам, пересекая бурные реки и изумрудные леса, те, что я никогда не видел, но стремился всегда увидеть, те, что никогда и не существовали, но сейчас обрели короткую жизнь; можно подождать с настоящим маршрутом.

Ты не произносила ни слова, лишь прижимала к груди свою левретку.

Зачем же человек хочет искать того мира, а Господь дозволяет ему?

Потом, потом. Сначала – имя, чтоб покончить

(как бы)

с чёртовой двойственностью, а для этого и надо только немного подумать, надо лишь прибавить одно к одному, всё ведь так просто, и незачем строить сложные конструкции, немного подумать, и капелька вдохновения, маленькое озарение, унция творч…

***

АЙЛИС!!!!!!!!!!!!

***

…лис л исл и с лис лис лисли сли сли с лис ли сл исли сли сли сли слис ли слисл исли слис лисл исли сли слис лисл исли сли слисл исли слис лис лис лис лислис лисл исли сл ис лисл исли слис лис лис лисл исли слисл исли сли слис лисл исли сли слислисл исли слис лис ли слис лис лисл исли сли слис лисл ислис лисл исл исли сли сл исли слис лис ли сл и с ли сли сл исл исл исл исл ислисл исли слис ли сли сли сл ис лис лис лис ли сли сли сли сл исл ис лис лис ли с ли сл исл и сл и сл и сл исл ис…    

С именем стало гораздо легче; твои губы соткались будто сами собой, и я с трудом удержался от поцелуя, настолько они были чувственные, призывные, горячие.

А после губ сложилась и  задышала грудь, зазвучал голос, нежные пальцы одёрнули соскользнувшее с плеч лёгкое платье, волнистые волосы растрепались на ветру, и выявилась на сумке вышивка.

Мы ехали по полю; ни с того, ни с сего мне вздумалось воспроизвести зимний день, и потому землю укрывал сияющий до боли в глазах снег. Вдалеке виднелось одинокое дерево с мощным стволом и узловатыми ветвями, похожими на руки крестьянки.   

Ты болтала без умолку какие-то глупости. Сначала это меня раздражало, потом – опечалило. Ты просто  не осмеливалась спросить.

А что тут спрашивать? Что выяснять? Всё предельно просто. Хочет искать – потому что должен искать. Дозволяет, потому что должен дозволить. Всё просто. Всё предельно.

И я

(как бы)

нарисовал небо, нарисовал лес, нарисовал зиму и лето, колибри и альбатроса, Венеру, Марс и Плутон, Землю, Альдебаран и Млечный Путь, Туманность Андромеды, Великое Ничто, Господа Бога и молекулу водорода.

Но мне никак не удавалось выхватить из хрупкого пространства кусочек, где были твои глаза.

Айлис.

Предупредительная записка

Статья принадлежит Л.Е. 

Возможно, автор статьи уподобится чеховскому Ипполиту Ипполитовичу,  твердя лишь о том, что всем давно известно, но порой полезно вспомнить, что птицы, все же, летают…

Речь пойдет о детях. Точнее, о процессе обучения и взаимоотношениях между педагогом и учениками.

Никогда не предполагала, что буду работать с малышами. Самомнение нашептывало нелестные мысли о школе и школьниках. Да и бесконечно впихивать азы музыкальной грамоты не представляло интереса. Но жизнь внесла свои коррективы.

Первый урок не состоялся. Дюжина пятилетних сорванцов вопила, залезала под парты, дубасила по клавишам… Из урока в урок ситуация повторялась, и с этим нужно было ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ. Ну да. Как без любимого риторического?

Появилась необходимость поиска методов, позволяющих держать во внимании весь класс в течение целого часа, да еще доходчиво объяснить весь скучный теоретический материал. Но какова должна быть мера свободы, а может, и вовсе – длина поводка для достижения поставленной цели?

Если посмотреть на проблему ретроспективно, то можно увидеть четко очерченную тенденцию в воспитании детей: от телесных наказаний до ювеналки – веселенького права сажать своих должночтимых родителей.

В руки попались тематически близкие статьи. Читаю: «<…> Ребёнок – свободная личность, неповторимая. И относиться к ребёнку, и воспитывать его нужно как уникальную личность, в духе свободы и любви. Дар свободы даже выше, чем дар любви. И наказывая, и поощряя, мы должны помнить это».

Еще одно мнение: «Всё позволять – это ошибка, потому что такие качества, как жалость, доброта, милосердие сами по себе не вызревают. Заметьте, какие обидные клички дают дети друг другу в школе, какие у них бывают жестокие драки, какие они бывают агрессивные. Ребёнок нуждается в том, чтобы ему привили высокие чувства и мысли <…>. Дурные склонности нужно пресекать в самом начале. Ребёнок должен знать, что такое запрет, что есть что-то, в чём ему могут отказать. Пусть он лучше лишний раз спросит: “Можно?”».

Количество вопросов возрастало.

Что для детей – свобода? Как применить систему запретов, не травмируя при этом психику учеников? Какая сфера деятельности для них наиболее естественна? Что их может заинтересовать?

Как водится, ларчик просто открывался. В заточении находилась ИГРА!

Всякая игра, в первую очередь, свободное действо  (ведь игра по принуждению не может оставаться игрой). Замечательно то, что дети воспринимают подобное действо как в высшей степени несерьезное занятие и испытывают при этом огромное удовольствие. Да что там дети! Вспомним дедушку Жана-Жака, считавшего, что и взрослого надобно учить играючи.

Главное – уметь управлять нитями марионетки-игры.  

С чего начинать? С правил? Ошибочное представление.

Учитель не сможет быть «водящим», не завоевав доверия детей. Только добившись расположения, он может взять все под свой контроль. А это весьма трудное занятие.

Дети устроены таким образом, что при встрече с новым «лицом» они начинают испытывать «объект». Это тоже игра, правила которой известны только организаторам. Все их действия – провокация. Своими поступками они словно кричат: «А Вы нас «черненькими» полюбите! Паинек всякий может!».

Если вы полны неприязни к «чёрненьким», то, поверьте, они ответят взаимностью в полной мере. В таком случае лучше сменить профессию. Ежели нет – получайте рецепт «завоевания». Он оказался прост. Необходимо (всего лишь!) искренне воспринять их такими, какие они есть, попытаться «вникнуть» в личность и особенности характера каждого. И помнить, что вы имеете дело не со зверинцем, а настоящими людьми. Только тогда появится возможность получить вожделенную роль «водилы».

Есть еще один секрет.

Даже в раннем возрасте у детей формируется своя «субкультура» с известными составляющими: компьютер, игры, мультипликационные и киногерои, и пр. Так вот, если вы обладаете сведениями об этих составляющих – значит говорите на их тайном языке.  Соответственно, можете получить ключ от любых дверей и автоматически становитесь «своим», ведь играете-то вы по их правилам.

Предположим, акт «сверки» прошел успешно. Как действовать дальше?

Устраните технические неполадки.

В каждом классе есть «заноза», мешающая всему учебному процессу. Такого отъявленного хулигана (по сути, лидера) держите рядышком с собой. Дайте возможность проявить себя – отведите ему роль «зам`а». Он оценит оказанное высокое доверие, а вы удивитесь его старательности, честности, внимательности. Только помните: следует не «назначать», а просить. Не стесняйтесь просить помощи у детей!

Ну а дальше начинается творчество. Для него у вас есть игровое пространство, вмещающее в себя категории места и времени; правила, которые теперь устанавливаете сами (распределение ролей, нормы поведения и т.д.).

В игре порядок обязателен, и ученики это очень тонко чувствуют. Малейшее отклонение от него мешает, лишает игру ценности. Для детей естественны рамки в виде правил. Они самозабвенно подчиняются им в данном контексте. Почему? Да очень просто. Участникам игры присуще чувство, что они пребывают в особом, исключительном положении, совместно делают весьма важное дело. Возникает ощущение обособленности, которое обретает наибольшую яркость в таинственности, в «секретах» (знаниях), приобретаемых на уроке. Кроме того, одним из свойств игры-порядка является повторяемость, столь необходимая в процессе обучения.

Все «действо» начинает балансировать на грани серьезности и развлечения, взаправдашнего и фантазийного. Можно примерять любую маску (даже «тетю Строгость» они воспринимают адекватно, без обид),  менять установки, меняться ролями, наполнять урок теорией в виде сказочных сюжетов и «живой» музыкой.

Не представляете, как это интересно. Ведь дети – неиссякаемый источник творчества. У них нет «творческих кризисов», нет необходимости поиска индивидуальных средств для самовыражения. Потрясает их мышление (ненормативное, в нашем понимании) и видение мира. Дети творят сутками. Они творят игру.

Вот таким образом, во время занятий можно обрести искомую гармонию между свободой и ограничениями. Посредством игры можно воспитать, научить, показать разные модели поведения «со стороны» (предоставляя выбор наиболее приемлемого  варианта) и даже привить любовь к музыке.

Честно признаться,  всю написанную выше демагогию можно заменить одним предложением:  « В воспитании детей нужно помнить, что ни унижения, ни оскорбления, ни провокации  не изменят ребенка, а лишь любовь, терпение, кротость, смирение и нежность».

Дети умеют любить.

Пираты. Песенка с анахронизмами

Каждый из нас знает – воруй@убивай,

Бабу покраше скорее тащи в кровать,

Упустишь – другой утащит,

Долгое дело оставь, оно не для нас,

Много не думай, но крепко крепи снасть,

Иначе сыграешь в ящик.

Каждый из нас помнит свой первый фраг:

Сломанный нож и кровью умытый франк,

Хронометр, пачка Кента...

Что ты тогда купил? Немного любви?

Или пошёл в кабак и напился как свин.

Только бы быть с кем-то.

Каждый из нас боится – наступит ночь,

Когда ничего и никто не сможет помочь –

Тоска, холод и мокреть.

Пробьёт три часа... Равнодушное, как гарсон,

Неся невесомость, насилие, соль и песок,

Придёт за тобою море.

§3. Художественный образ. Коммуникативная и креативная функции.

Эта статья изначально не задумывалась самостоятельной. Предполагалось, что о функциях образа я напишу там же, где и об особенностях, но предыдущий параграф (да и этот) так разросся, что пришлось разбивать единый текст на два отдельных.

Ныне мало кто задаётся вопросом о смысле человеческого существования. Религии и философии дали массу ответов. Каждый волен выбирать ответ себе по вкусу и не изобретать заново собак-пересобак. Впрочем, большинство и не нуждается ни в каком выборе. Богослов, философ, писатель предполагают в индивидууме расширенный функционал – к примеру, обязанности по улучшению окружающего мира, самосовершенствованию, спасению души, прочая и прочая. Однако на деле получается так, что в современности любой индивидуум представлен, в сущности, только одной функцией – коммуникативной (есть ещё, конечно, производство и потребление различных материальных ценностей, но это, фигурально выражаясь, сервис, всего лишь обслуживание тела). Индивидуум общается с утра до ночи: дома, в маршрутке, на работе, читая газету, читая детективный роман, пялясь в телевизор, пялясь в компьютер, в асечке, в уютном бложике, на литературном сайте, кропая статейки, кропая отзывы, кропая стишки. Спасать мир некогда или не получается: всё время уходит на отладку связи.

В таком же положении находится и художественный образ. Подавляющее большинство авторов считает, что основная функция образа – это коммуникация. По их убеждению, образ должен нечто передавать читателям, и они всеми силами стараются оформить текст соответственно своей вере. Часто такие messages не лучше асечного спама. За примерами обратимся к моему любимому источнику.  

«Бранитесь и ругайтесь,

И разводите грязь вокруг.

В крови чужой в пылу купайтесь,

Откройте свой враждебный круг.

Зачем нам чистота в страницах?

Зачем красивые слова,

Если не видим в чужих лицах

Часть похвалы в свои уста?»

http://litcult.ru/lyrics/6000

Это пример так называемой гражданской лирики, которая использует коммуникативный потенциал художественного образа для передачи «идеи». Плюс подобного вида связи с читателем в простоте: даже откровенно убогий (отвратительные рифмы, ошибки в размере, поразительное косноязычие и бессмысленные словосочетания) текст, приведённый выше, обрисовывает чёткий образ (ужасный, ужасный мир), посылающий ясное сообщение (давайте же сделаем его чуть менее кошмарным!). Однако, простота, помнится, хуже воровства. Как правило, гражданская лирика даже у хороших поэтов выглядит на редкость топорно. Почему? Ответ весьма прост: фразы вроде «El pueblo unido jamás será vencido» имеют слишком большой вес в смысле формы – настолько, что смещают центр тяжести на себя. Ради эксперимента можно поставить рядом известный коллаж Уорхолла и фото с обнажённой Мерилин Монро – куда невольно будет падать взгляд? Или можно переслушать 4-ю симфонию Чайковского. 95% выпускников консерватории (sic!), включая автора, ни черта оттуда не узнают, кроме темы «Во поле берёзка стояла».

Знаковые песни, призывы и плакаты разваливаются в произведении с истинно хозяйской небрежностью. Вернее, с наглостью оккупанта: хозяин, какой бы он ни был, никогда не станет бросать окурки на новый ковёр или ссать в цветочные горшки. Агитационный материал неразрывно связан с действительностью. Художественный образ преобразует действительность. Двум действительностям не место на одном пространстве (они не помещаются в нём), и логичнее в художественном тексте предоставить место художественной действительности.  

Вчерашний день, часу в шестом,

Зашел я на Сенную;

Там били женщину кнутом,

Крестьянку молодую.

Ни звука из ее груди,

Лишь бич свистал, играя...

И Музе я сказал: "Гляди!

Сестра твоя родная!"

Этот текст известен именно в качестве агитки. Однако если не вспоминать о политических взглядах Николая Алексеевича, создаётся совсем другое впечатление. Стихотворение никак не демонстрирует бедственного положения рабочего класса, не высказывает сочувствия народу. Какое, к дьяволу, сочувствие, если стих передаёт очевидный восторг? Ясно, что в женщину, мастерски зарисованную поэтом, невозможно не влюбиться, равно как и в её сестру. Она молода, красива, конечно же, горда, как дьявол или Чайлд Роланд, вдохновляет на подвиги – настоящая романтическая героиня. А что остаётся действительной действительности? Какую-то бабу хлещут на площади, но никакой новости для поэта тут нет: достаточно прислушаться к бытовой интонации текста, чтоб это услышать. С чего бы тут событие? Во-первых, каждый день хлещут кого-то. Во-вторых – может быть, она чайник украла у купца? Даже если Николай Алексеевич наблюдал сцену на Сенной, он наблюдал её именно как поэт. Он не видел крестьянку, которая, возможно, была старая и вопила, он узрел свою гордую и свободолюбивую музу. Действительность переродилась в художественную, а агит-тенденция послана в известном направлении. Единственное, что хоть как-то привязано к политическим взглядам поэта – это типы образов.

Кстати, интересно: откуда Николай Алексеевич взял такую музу? Учитывая пристрастие поэта к праздному образу жизни, денежкам и картишкам, стоило бы предположить, что его муза, скорее, салонная блядь. Волевая и свободолюбивая вдохновительница, описанная в стихотворении, должна бы была надев кожаное бельё сама – и не только на Сенной! – лупить Николая Алексеевича кнутом почём зря. Как знать? Может, так дела и обстояли, и бедный стихотворец всю жизнь мучался. Видимо, муз не выбирают.

С действительностью вообще шутки плохи. Без преобразования реальности текст превращается либо в пошлость, либо никак не заканчивается. Второму свидетель Марсель Пруст, написавший семь томов хрен пойми о чём (и то нельзя сказать, что при своей скрупулёзности, он сумел запечатлеть действительную действительность); также можно найти новеллу Хорхе Луиса нашего Борхеса, главный герой которой – писатель, который за 20 лет упорного труда навалял огромную гору авторских листов, описывая один-единственный кирпич. Первое же превосходно иллюстрируют сетевые поэты, одержимые идеей писать «по-простому» и «как в жизни»:

«Мгла ночная отступила,

Солнца луч залез в окно.

Я, напротив, слез с красотки,

«Поиграв в двадцать одно».

Вышел в кухню, выпил водки.

Закурил, стянул жилет,

Предвкушая разговоры,

Ласку, нежность и минет.»

http://litcult.ru/lyrics/5240

Автор не замечает, что в поисках простоты он потерял художественность. Подобная подача образов годится для байки, рассказанной в бане за кружкой пива. Это второй вид злоупотребления коммуникативной функцией: пытаясь рассказать «реальную» историю, творец скатывается до уровня завалинки. На завалинке действительно интересен факт, что автор рассчитывал на оральный секс. В стихах привлекают внимание совершенно другие вещи: ярко нарисованный образ и возникающая вокруг него иная реальность. Например:

Не возьму я в толк...

Не придумаю...

Отчего же так –

Не возьму я в толк?

Ох, в несчастный день,

В бесталанный час,

Без сорочки я

Родился на свет.

У меня ль плечо –

Шире дедова,

Грудь высокая –

Моей матушки.

На лице моем

Кровь отцовская

В молоке зажгла

Зорю красную.

Кудри черные

Лежат скобкою;

Что работаю –

Все мне спорится!

Да в несчастный день,

В бесталанный час,

Без сорочки я

Родился на свет!

Прошлой осенью

Я за Грунюшку,

Дочку старосты,

Долго сватался;

А он, старый хрен,

Заупрямился!

За кого же он

Выдаст Грунюшку?

Не возьму я в толк,

Не придумаю...

Я ль за тем гонюсь,

Что отец ее

Богачом слывет?

Пускай дом его -

Чаша полная!

Я ее хочу,

Я по ней крушусь:

Лицо белое –

Заря алая,

Щеки полные,

Глаза темные

Свели молодца

С ума-разума...

Ах, вчера по мне

Ты так плакала;

Наотрез старик

Отказал вчера...

Ох, не свыкнуться

С этой горестью...

Казалось бы, «как в жизни»? Авотх... а вот и нет. Поэт обыгрывает один из типично романтических сюжетов, заимствуя саженец у немцев и прививая его на русской почве – то есть текст уже обладает некоторой условностью. Далее он создаёт несколько ярких образов (Груня, её старый хрен отец и, собственно, молодец-косарь), тщательно прописывая каждый из них. В результате получается яркая картинка, полная движения и конфликта, чего и должен добиваться, в сущности, каждый автор в своём творчестве.     

***

Третьим, и наверное, самым распространённым видом форсирования коммуникационной функции является любовная лирика. Написанные путём использования этого вида извращения messages (в прямом смысле: многие пишутся в процессе sms-переписки) оформлены, как правило, просто чудовищно, а их содержание тоскливо до тошноты:

«Вкривь исписанной тетради

Мне не хватит для тебя,

Губ, искусанных до крови,

Как душа моя мала!

Говорила б бесконечно,

Рассыпала бы слова,

Беспредельно, безгранично –

Славословила б тебя.»

http://litcult.ru/lyrics/5786

Давно замечено, что влюблённый туп, как пень. Но всем влюблённым мира следует хорошенько вдолбить себе в голову простую вещь: ваше чувство интересно только объекту приложения чувства – и то, как максимум. Если после вашего стиха вы получите от объекта то, что хотите – я испытаю за вас сдержанную радость (как однажды сказал Массне одному из учеников – хорошая песенка, иди сыграй своей подружке). Но читатель на вас плевать хотел. Потому что ему нужно от подобного рода текстов либо нетривиальное описание объекта, либо нетривиальное описание чувства. То есть, художественный образ.

Вообще, читатель – жестокая дрянь. Он триста раз слышал, как признаются в любви другие, несколько раз слышал, как признавались ему, пару раз признавался сам. Поэтому он на редкость холодно относится к очередным корявым признаниям. Он не затем открыл текст, чтоб почерпнуть информацию вроде «Вася + Маша = Любовь». Он пришёл за виртуальной реальностью. Хороший поэт предоставляет читателю такую реальность: 

Я вас люблю, – хоть я бешусь,

Хоть это труд и стыд напрасный,

И в этой глупости несчастной

У ваших ног я признаюсь!

Мне не к лицу и не по летам...

Пора, пора мне быть умней!

Но узнаю по всем приметам

Болезнь любви в душе моей:

Без вас мне скучно, – я зеваю;

При вас мне грустно, – я терплю;

И, мочи нет, сказать желаю,

Мой ангел, как я вас люблю!

Когда я слышу из гостиной

Ваш легкий шаг, иль платья шум,

Иль голос девственный, невинный,

Я вдруг теряю весь свой ум.

Может, Александр Сергеевич и писал это очередной бабе, но ценно в тексте совсем не описание очередной бабы (которого, кстати, и нет), а образ мужчины в годах (по меркам тогдашнего салона), страдающего от своего дурацкого чувства (между прочим, возникает прямая ассоциация с Love's labours lost Шекспира, что добавляет, опять таки, условности). То есть, нам совершенно неинтересна Алина. Нам интересен Александр Сергеевич, вернее, его лирический герой.  

В свете выше сказанного стоит задуматься: может быть, использование коммуникативной функции образа в качестве главной в принципе вредно для него?

***

Во всех процитированных примерах хорошей поэзии потенция message проявляется постольку, поскольку. Основой творчества блестящих поэтов всегда являлась креативная функция, то есть, повторюсь, создание живого образа, существующего в иной реальности. Я – экзистенциалист. Поэтому полагаю, что предназначением любого живого существа является возможность и обязанность «быть». В силу того, что поэт создаёт новую действительность, он должен рисовать образы, которые смогут в ней существовать.

Не стоит гнаться за модными идеями, равно как не стоит им противостоять. Всегда есть возможность отвернуться от стремительно мчащегося мимо поезда. Отвернуться и пойти в неведомый лес, который в тысячу раз интереснее осточертевшего общего вагона. 

Кубог

Единственный сертифицированный обладатель Кубога. О нет, это может кто подтвердить! 

Кубог™ (полностью – Кубог Истинного Юмора, eng. Cup of Truly Humor) – награда, вручаемая за успехи на ниве юмора и сатиры. Кубогом награждается человек, произнёсший весьма очевидную шутку. При этом Кубога недостойны мелкие людишки с баянами или весельем ниже пояса. Чести получить Кубог удостаивается человек, который, по большей части, шутит удачно. Все плоские, вагинальные, анальные и сортирные шутки вызывают только визит кошки! и её презрение.

Не надо думать, что Кубог – это какое-то поверхностное явление, возникшее только ради веселья. Во времена ownые существовала даже комиссия по вручению, ежедневно и еженощно осуществлявшая свою работу.

Счастливыми обладателями Кубога были когда-то Евгений Р., Александр Б., Илья Т., Инна С., Дарья С., Ольга Р. (первая женщина, получившая Кубог). Но никто из них не сравнится с М.А. (фото прилагается), практически выгравировавшим на Трофее своё имя и название родного города. Gloria!

Кому интересно: в заметку о кошке допилено видео, которое демонстрирует.  

Айлис (продолжение 2)

C1/

Вдруг из ниоткуда появилось помещение. Оно напоминало актовый зал  провинциального обкома КПСС: на стенах висели тяжёлые тёмно-красные шторы, а впереди возвышалась сцена, украшенная кулисами того же, что и шторы, цвета. Кафедра, правда, отсутствовала. Зал был полон кресел с колючей шерстяной обивкой. Все они пустовали.

В глубине сцены висели два портрета – Моцарта и Гофмана, а между ними стояла копия статуи Аполлона Бельведерского. Вольфганг смотрел на Эрнста Теодора с ненавистью и удивлением, будто спрашивая: на хер ты себе взял третье имя? Чего тебе не сиделось? Романтик, што ли? Я в кабаке таких романтиков по голове стульями пиздил… Эрнст был грустен и молчалив, видно, триста раз уже проклял свой дурацкий псевдоним, взятый в припадке музыкального и алкогольного восторга. И поделом ему.

Позади человек как будто сделанный из цельного куска говна пел тягучее отвратительное «Отче наш». Рядом с ним находился точно такой же, но другой человек. Он всячески показывал своё нетерпение. Звали их N и NN.

– Маэстро, Вы не знаете, когда наконец подадут яства? –

(ств ас тв аст ва ст ва ств аств а)

спросил, ёрзая в колючем кресле, NN.

– …но-о-о из-ба-ви нас о-о-от лу-ка-во-о-о-го-о-о… – закончил N. Каждое «о» вызывало прилив с трудом сдерживаемой тошноты. – Аминь. Ну вот теперь, мой дорогой, можно и яства.

– А хороши ли они будут?

– Обижаете, голубчик! Ваниль в карамели! Жжоный сахар не предложу! Эй, слуги!

Тут же из-за кулис вышла группа странных существ. То были четыре полностью обнажённых мужских тела, прекрасные всем, кроме отсутствия над шеей каких-нибудь признаков голов. Возникал вопрос – не мучают ли этих господ фантомные мигрени? Существа несли на плечах огромный серебряный поднос, на котором сидели две светловолосые нагие красавицы, одна кареглазая, вторая – с огненно-рыжими глазами. NN восхищённо заохал. N величественно произнёс:

– Ставьте блюдо на сцену и убирайтесь вон!

Веление было исполнено немедленно.

Как только слуги ушли, красавицы обратили друг на друга взоры. Вернее, не так. Они буквально вцепились друг в друга взглядами, оглаживая себя и шумно вздыхая. Потом та, что с огненными глазами, рванулась к кареглазой и страстно поцеловала её в губы. Обе хрипло застонали. NN начал совсем уж неприлично ёрзать в кресле, приговаривая:

– Ай, лисы! Ай да лисы!    

Кареглазая протянула руку к груди подружки и впилась ногтями в сосок. Подружка откинула голову назад, страстно и беспомощно заверещала, но в долгу не осталась, запустив руку любовнице между ног. Теперь верещали обе. Наверное, это всё было очень возбуждающе, но почему-то хотелось смеяться.

– Возьми себе дятла, – попросила кареглазая, томно истекая слюной.

Вторая сверкнула взглядом в сторону зала, и на её плече начал напухать бутон. NN взвизгнул и растворился в воздухе. Бутон удлинялся, сбрасывал шкуры, креп, розовел, и через несколько мгновений стало ясно, что это хер.

Обе бешено расхохотались.

– Зачем здесь? – давясь, хрипела кареглазая. – Убери, K@#% с ним, человечки замечательные, пусть.

– Ничего не гармонизуется. Отпишу вниз.

Хер отвалился и, падая, сгорел, как метеор в атмосфере Земли. Красавицы совсем по-сестрински обнимались и продолжали хохотать. Аура вожделения лопнула, как мыльный пузырь.  

N обиженно засопел:

– Ну что за безобразие. Никакого делопроизводства. Будут наказаны!

Потом он встал из кресла и раскатисто проговорил:

над изнасилованьем ольги

всю ночь работает семён

то так то этак не выходит

поспит проснётся снова в бой

Кареглазая нехотя оторвалась от подруги, строго посмотрела на N и вдруг гаркнула:

– ГЕРАКЛИТ – ЭТО ВАМ НЕ K@#% СОБАЧИЙ!

N вздрогнул и уже менее уверенно продекламировал:

лежу в гробу вдруг кто-то рядом

зашевелился в темноте

о боже мой другие люди

и здесь преследуют меня

– МЫ НЕ ОБЛАДАТЕЛИ РЕЛЯТИВИЗМА! – пронзительно закричала ему в ответ та, что с огненными глазами.

Волосы на голове у N встали дыбом. Однако он не сдавался:

самоубийство николая

не удивило никого

и даже мать сказала коля

всегда куда-то уходил

Высвободившись из объятий нареченной сестры, кареглазая встала в полный рост (Боже, как прекрасна…) и завопила так громко, что первые ряды кресел снесло мощью звука:

 – ЗНАЕШЬ, ЧТО?! ГОУ-ка ты НПО! Профессиональный лицей №11! ДРП!!!

N задрожал всем телом и прошептал моляще:

так просто быть спиной друг к другу

и кожей чувствовать любовь

но стоит только повернуться

так сразу зубы и глаза

Теперь и вторая  поднялась с подноса. Красавицы мельком обменялись взглядами, обняли друг друга за талию, с ненавистью уставились на своего врага и зычно взвыли:

– РУБИ КОТОВ! ИЗВЛЕКАЙ САХАРИН!

Такого удара N уже не смог выдержать и молча разложился. От него ничего не осталось, кроме потрёпанной ковбойской шляпы. Что сказать родным, если им вздумается востребовать останки? Чёрт его знает.  

     

Настоящая женщина выглядит очень глупо, когда пытается вещать. Гораздо лучше она выглядит, когда улыбается, плачет или даже пищит. Нет ничего отвратительнее женщины, которая клевещет. Даже женщина, которая визжит. 

То ли вследствие урагана, вызванного криками девушек, то ли ещё по какой неведомой причине, комната побледнела, словно превратившись в отпечаток на фотоплёнке. Стены стали совсем прозрачны; сквозь них был виден сумрачный пустырь, будто рождённый фантазией По или Конан-Дойла. Весь он зарос тоскливой серой травой, из которой то там, то тут подымались похожие на механизмы голые деревья. Низко висел серый туман, и казалось, что всякая жизнь должна бы уже много лет как покинуть это унылое место.

Но жизнь, или что-то на неё похожее, не просто не покинула пустырь, а прямо таки там бурлила. По дорожке, проложенной кем-то в зарослях серой травы, постоянно проносились весёлые парочки тараканов. Они пели, хохотали и кружились в вальсе. А над травой бесцельно и непредсказуемо порхали бабочки. Видимо, брачный сезон.

Девушки тоже стали выглядеть иначе, но в отличие от комнаты вовсе не превратились в призраков. На обеих теперь были надеты зелёные майки с надписью SALZBURG, доходившие им до середины бедра. Вероятно, подарок Амадея. Или другого Амадея. Выглядели они скорее грустно, нежели воинственно. Неудивительно: когда враг побеждён, непонятно, чем жить дальше.

Через стену в зал, или то, что от него осталось, влетели две бабочки, похожие на махаонов. Они были неизъяснимо отвратительными, то ли из-за множества розовых глаз, то ли из-за мерзкого окраса крыльев, в котором цвета не смешивались, а как бы вовсе отсутствовали. Немного поносившись по залу, они разделились и атаковали девушек: одна уселась на плечо к кареглазой, вторая – к той, что с огненными глазами. Девушки испуганно съёжились и прижались друг к дружке. Бабочки выпустили хоботки и стали пить кровь, наполняясь цветами с каждым глотком.

Первым среагировал Эрнст Теодор. Он высунул из портрета руку, в которой держал свёрнутые в трубку документы и изо всех сил шлёпнул свёртком по плечу кареглазой. Для её подруги то же самое сделал Вольфганг, ловко используя ноты. Мерзостные махаоны разлетелись в пыль. Плечи девушек сильно кровоточили, сами они тихо плакали. Один Амадей посмотрел на другого одобрительно: а ты, оказывается, не такое уж и говно. Аполлон спустился с постамента, через стену вышел на пустырь и зашагал куда-то вдаль. Насекомые бросили свои занятия и устремились за ним.    

Вы… Стоп. Ты. Ты… Ты – плачешь? Не надо. Не плачь. Не надо. Это всего лишь боль. Лучше скажи, как тебя зовут. Элис? Айрис? Послушай, не может одна девушка носить сразу два имени. Имена – штука сложная и опасная, брось с ними играть. Думаешь, почему ты сюда попала? Одного мимолётного соседства мало. Придётся тебе крепко подумать и о ведьме из древней деревни, и о неудачливой калифорнийской затворнице. А сколько всего ещё можно понавытаскивать? Стоит ли? Молчите. Молчишь. Молчите, и обе в своём упрямстве тверды, как камень. Что ж, никто и не ждал ничего иного. 

Было ли? Чёрт его знает. Ответ не так уж важен. Один из тех случаев, когда происходящее перечёркивает важность или даже возможность ответа. Так зачем его искать? Ха-ха-ха. Ха. Во что же верить? В чан с дерьмом. В Романа Полански. В бутылку Джонни Уокера. А может совсем наоборот – в любовь. Нет никакой разницы. Верить – в видимое, слышимое, обоняемое, осязаемое. Ощушаемое. Зачем вера в то, что за спиной или над головой? Зачем её искать? Ха-ха-ха.

…ха хах аХ аХА ха хАХ аХА хаХ АХ ах АХА ХА ХА…

Зачем искать? – ИЗБАВИ НАС ОТ ЛУКАВОГО!

Зачем искать? – ЖЖОНЫЙ САХАР НЕ ПРЕДЛОЖУ!

Зачем искать?..

По пустырю небрежно гулял ветер, пахнувший морем и виски. Деревья-механизмы шевелились, издавая неприятный скрип и перестукиваясь сухими ветками. Серая трава очень натурально волновалась; в её попытках показаться настоящей чувствовалось что-то даже очень трогательное.

На дорожке появилось некое существо. Присмотревшись, в существе можно было распознать собаку: абсолютно белую из-за отсутствия шерсти, с мордой в форме ракетки для пинг-понга, поставленной на ребро, и, несомненно, мёртвую, как мумия Ленина. Что за сила держала её на ногах, неизвестно. Ветер, попадая на морду-ракетку, заставлял собаку безнадёжно покачивать головой на манер флюгера.

Кареглазая, всхлипнув, приблизилась к белокожему псу и погладила его по несчастной уродливой башке. Ничего не изменилось. Тогда та, что с огненно-рыжими глазами, подошла к сестре и взяла её под руку.

Неожиданно

(через «о», представляете…)

хвост собаки покрылся шерстью и забился в восторге узнавания. Девушки заплакали.

Пустырь меж тем бледнел, как до этого бледнела комната. Первыми исчезли деревья, проскрипев напоследок несколько жалобных всхлипов. Ветер шумно вздохнул и куда-то унёсся, уволакивая за собой туман. Трава держалась дольше,

(10 минут страха)

но и она опала, расползлась, превратилась в пепел.

– Элис! – прокричал Эрнст Теодор.

– Айрис! – проворковал Вольфганг.

Девушки обернулись.

– Прощайте! – пропели

(редкие птицы)

Амадеи в унисон, пожали друг другу руки и растворились в воздухе.

Вдалеке пронёсся, вальсируя и похохатывая, таракан. За ним, с огромной книгой наперевес, гнался высокий худой мужчина в рясе.

– Протобестия! Сатанинское отродье! Вот уж я тебя!.. – кричал мужчина и махал своим талмудом. Впрочем, было ясно, что Заккарии

(похоже на то, наверно)

не угнаться за тараканом. Мешало одеяние. Или что-то другое…

…вот и всё, маленькая. Убежали, убежали. Больше здесь ничего и никого нет. Только вы и ваша собака. Можно, конечно, ещё погулять, вдруг найдётся что-то исключительно интересное? Не смотри волком, это не издёвка, твои желания – тайна о семи печатях. Ну что? Хочешь вернуться? Хочешь? Хочешь? Хочешь?

Так потребуй.

+++

Окончание будет.